Если адресовать "гуманитарным" теоретикам основные вызовы современности, какими их видят многие аналитики (а это, конечно, процессы глобализации; масштабные вооружённые конфликты и терроризм; дефицит энергоресурсов и продовольствия; неравномерное развитие стран; экологическая нестабильность и т. п.), то попытки их ответов мировому сообществу обычно оказываются многословными, но маловразумительными. Не счесть противоречивых оценок и прогнозов, которыми кишат экономические приложения и обзоры экспертов в современных СМИ. Но как выясняется из политэкономической практики, при этом никто из авторов этой беллетристики, опирающихся в своих построениях на эмоциональные, морально-нравственные критерии общественной ситуации, не имеет твёрдого представления о том, что случится в реальной экономике через сутки.
Робинсон Д. , экономист: «Речь идёт… об очевидном банкротстве экономической теории. Сейчас, как и прежде, она ничего не может дать для решения таких проблем, которые всем, кроме экономистов, представляются самыми насущными». Допфер К. , экономист: «Не может быть никаких сомнений в том, что современная экономическая наука находится в состоянии кризиса, если понимать под кризисом неспособность дать решение современных проблем». Следовательно, назревшая задача продвижения политэкономической теории сегодня состоит в том, чтобы на текущих этапах исследования хотя бы обнаружить этот "третий", доминирующий фактор прогресса, хотя бы идентифицировать эту таинственную экономическую «невидимую руку», которая играет столь заметную и значительную роль в развитии социально-экономических систем, в надежде хотя бы потом научиться результативно сотрудничать с ней. Главное отличие этого «третьего фактора» развития (среди прочих, рангом пониже) априори понятно: он по определению должен обитать на таком же, самом высоком, базисном уровне пирамиды экономических представлений, как и первые два («труд» и «капитал»). Оперируя настолько обобщёнными категориями, не погружаясь в менее абстрактные экономические представления, мы страхуем себя от опасности заблудиться в винегрете конкретных подробностей общественного бытия, но в то же время обретаем шанс решить задачу в наиболее общем виде, пригодном для анализа всего нижележащего множества реальных ситуаций. Между тем, такой, весьма значительный и общий, фактор в политэкономическом арсенале содержится, и лежит он, как это ни удивительно, практически на самой поверхности. Видимо, именно в силу своей общности и "привычности" этот фактор и воспринимается как «невидимая рука» политиками и экономистами, слишком зашоренными множеством более частных и более назойливых проблем общественной жизни и "за деревьями не видящими леса". Может быть потому, что единственный и популярный инструмент, пока придуманный для идентификации этого фактора – «индекс Джинни» - методологически очень сомнителен и зачастую приводит аналитиков к грубым ошибкам. А возможно, и потому, что сложные проблемы необратимости протекания многих природных процессов или возникновения синергических эффектов ещё далеко не до конца поняты не только обществоведами, но даже физиками. И чтобы распознать этот, искомый нами, "третий" фактор, воспользуемся ещё раз "подсказкой" марксистов, которые рядом с базисным макроэкономическим понятием «производительные силы» всегда упоминали загадочную, но уже социально ориентированную комбинацию слов – «производственные отношения». Хотя (как уже отмечалось) что это такое, чем эти «отношения» измерить и как угадать момент взаимного соответствия «сил» сложившимся «отношениям» – основоположники марксизма, увы, толком не объяснили (что и привело впоследствии весь мир к крупным неприятностям). А прочие «теоретики» гуманитарного склада в большинстве своём продолжают относиться даже к попыткам количественно оценить «производственные отношения» в обществе как к дерзкому кощунству и попранию своих сомнительных святынь. Тогда как «ларчик открывается» не так уж сложно! Известный в науке принцип «бритвы Оккама» гласит: «Не умножай сущностей без необходимости». А поскольку на самой вершине любой экономической пирамиды, кроме «труда» и «капитала», больше ничего существенного нет, то, чтобы обойтись только этими двумя уже привлечёнными «сущностями» – трудом и капиталом – нам остаётся задать себе единственно возможный и совершенно необходимый в этой ситуации вопрос, позволяющий оставаться на том же предельно высоком, базисном уровне абстракции. А именно: а какова же структура нашего "трудо-капитального" базиса? Иначе говоря, как же имеющийся капитал распределён между действующими субъектами труда? Как он «размазан» между наличными участниками трудового процесса? Насколько равномерно или, наоборот, не поровну они «капиталовооружены»? И как он в идеале должен быть распределён? Но как только эти вопросы поставлены, мы вдруг замечаем, что любая социально-экономическая система очень не безразлична к их решению и что далее привычным образом «проходить мимо» проблемы распределения национального достояния, откладывать её на "потом" - уже невозможно! Рюдлофф М. , экономист: «Во все времена распределение было источником напряжения между общественными группами внутри национальной экономики. Раздел национального дохода никогда не избежит спора, потому что он выражает для большей части равновесие соотношения сил». Только найдя решение этой проблемы, можно постепенно спускаться с вершины представлений социально-экономической пирамиды в конкретику отдельных событий и получить право задавать себе тысячи других вопросов, связанных с подробностями устройства и развития общества: о «сильном» государстве и демократизме данной системы, о единстве нации и правах личности, о монетизации экономики и коррупции, о развитии культуры и инфляции, о реформировании армии и налоговой системы… Но всё это уже будут более частные, несамостоятельные, производные вопросы; проблемы менее высоких, надстроечных уровней обобщения, а значит – так или иначе вытекающие из только что поставленного наиболее общего, базисного вопроса и, в итоге, зависящие от ответа на него. Поскольку, в конце концов, именно ответ на вопрос - как же конкретно государственные институты распределяют богатство данного общества среди его граждан? - и определяет собой форму и качество "модели государственного устройства" для любой страны, её синергизм. Ведь очевидно, что «капитал» сам по себе, взятый как бы отдельно от «живого труда», производительной силой быть не может. Без участия людей он мёртв, а обретает свою производительную силу, только будучи так или иначе соединённым с этим трудом, будучи каким-то одним из множества возможных способов (поровну или различным образом не поровну) распределённым между отдельными субъектами этого труда. Вот в это-то мгновение между субъектами совокупного труда (людьми - «владельцами» или «пользователями» реального капитала) и возникают те очень сильные общественные отношения взаимодействия, которые получили название производственных. И «юридическим выражением» которых (по-Марксу) фактически являются отношения собственности. А состоят они далеко не только в противостоянии «пролетариев» злонамеренному произволу «капиталистов», но и в непрерывных состязательных отношениях конкуренции, и в осуществлении инноваций, и в столь же непрерывных корпоративных взаимных компромиссах, кооперации и сотрудничестве многих товаропроизводителей, их солидарности. То есть, только с момента того или иного соединения труда и капитала просто экономическая система обретает конкретное социальное качество и становится уже социально-экономической системой. И вынужденно обзаводится «правилами игры» - сводами законов и общественными институтами, способными на какое-то время стабилизировать эти возникающие отношения, закрепляя при этом и общественно приемлемые в данный момент пропорции в распределении нужных для воспроизводства системы ресурсов. Ленин, т. 1: «…Только сведение общественных отношений к производственным и этих последних к высоте производительных сил дало твёрдое основание для представления развития общественных формаций естественноисторическим процессом». При всей пугающей «гуманитарной» сложности и разноплановости устройства социально-экономических систем, любая из них (с «естественнонаучной» точки зрения) представляет собой обычный кибернетический «чёрный ящик», в котором заключены вполне конкретные люди плюс имеющиеся в их распоряжении производственные фонды (капитал), вполне определённым образом распределённые между этими людьми. На «входе» в «ящик» находятся доступные людям на данный момент природные ресурсы, а на «выходе» из «ящика» мы наблюдаем произведённые системой материальные блага. Иначе говоря, «товары» – новые предметы потребления и новый "капитал". Ну и, конечно, различные отходы энергопреобразующей деятельности всего того, что заключено в нашем «ящике» (бытовой и промышленный мусор, рудные отвалы, сточные воды, избыточное тепло, углекислый газ и т. п.). А вот общее количество (и соотношение!) получаемых «на выходе» реальных жизненных благ и "отходов" сильно зависит от "состояния" содержимого «чёрного ящика», от его внутреннего равновесия. Суммируя эти, изложенные выше, обстоятельства, мы приходим к существенным выводам, что состояние каждой общественной системы в любой момент её исторического развития, её социальное «лицо» полностью определяется всего тремя самыми общими базисными факторами: 1. количеством и качеством имеющегося в наличии «живого труда», 2. количеством и качеством наличного капитала и 3. способом их практического соединения друг с другом. А уже от конкретного способа распределения материальных благ среди действующих лиц экономической системы и будет в решающей мере зависеть совокупный характер производственных отношений в ней, а значит, и её синергия, её производящий потенциал. Нетрудно предвидеть, что если, допустим, в некоем условном сообществе известное количество капитала попытаться распределить между всеми его субъектами поровну, то мы получим один вид производственных отношений в нём; а если тот же капитал, но достанется одному диктатору или кучке олигархов, (а все остальные окажутся у них наёмниками, батраками) – мы обнаружим в таком сообществе совсем другие производственные отношения (и другую производительность труда), хотя средняя капиталовооружённость населения, вычисленная для обоих «крайних» случаев, останется одной и той же! И очень непросто «с порога» ответить – а какое же из этих, вполне возможных распределений - «лучше»? Потенциал которого выше? И почему? Экономическая теория на эти вопросы пока может дать только один, практически нереализуемый, но зато уверенно отслеженный историей ответ: оба этих предельных, маргинальных вида распределений и весьма неэффективны, и исторически «короткоживущи»… Следовательно, нам остро необходимо обнаружить некий, пока неустановленный, «компромиссный», промежуточный вариант неравного распределения, который и окажется оптимальным. То есть, как достаточно эффективным, так и наиболее устойчивым! Возвратившись теперь к формуле Кобба-Дугласа, мы сразу обнаруживаем её неполноту; понимаем, почему с её помощью невозможно было предвидеть, скажем, наступление той же Великой депрессии в США. Авторы формулы оперируют чисто экономическими переменными – количествами труда Т и капитала К, молчаливо подразумевая при этом, что структура базиса, другими словами, мера неравенства распределения материальных благ в данном обществе (а следовательно, и характер общественных отношений в нём) является константой, то есть, величиной раз и навсегда сложившейся и постоянной. Но мы исторически давно усвоили, что общество - система принципиально растущая. «Экономикс», учебник для университетов США: «Экономический рост в свободном обществе равноценен нестабильному развитию». И «фишка» здесь в том, что любой «капитал» (большой или малый) склонен к росту и концентрации, но этот рост никогда не носит пропорционального характера. Ведь любой капитал всегда персонифицирован (имеет конкретного, «своенравного» владельца с его личным «здравым смыслом» и нравственными принципами), а каждая личность – в той или иной мере всегда «капитализирована» (даже последний бомж обладает каким-то минимальным «человеческим» капиталом). И характер неравенства распределения материальных благ в обществе (социальный компонент этой системы) – это величина принципиально переменная, зависящая как от суммы субъективных качеств всех участников экономического процесса, так и от реализуемой политиками "модели государственного устройства". И значит, всякий раз по-своему определяющая собой политическое и экономическое «здоровье» и социальное «лицо» данного социума. Достовалов Ю. , экономист: «Форма, в которой наиболее ярко выражаются производственные отношения, - в борьбе классов за долю в национальном доходе». Другими словами, всё существенное, что происходит и может происходить в любой общественной системе, решающим образом зависит не только от того, что эта система суммарно «имеет» (произвела, создала, накопила, отняла у соседей), но и от того, как это всё «поделено», распределено внутри данного сообщества. При этом, завтрашний размер производимого этой системой национального «пирога» оказывается сильно зависимым от характера и "справедливости" его сегодняшнего «разрезания» на общественные доли. Макконнелл, Брю, «Экономикс»: «Способность к наращиванию производства недостаточна для расширения общего выпуска продукции; необходимо также реальное использование растущего объёма ресурсов и их распределение таким образом, чтобы получить максимальное количество полезной продукции». «Economic Growth in the Future», EEI: «… основными факторами роста эффективности являются повышение качества затрат живого труда, повышение технического уровня основного капитала и эффективность соединения труда и капитала в производственном процессе (то есть, суммарная эффективность совокупных затрат труда и капитала)». Энгельс, «Анти-дюринг»: «…Развитие же производства больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества, как можно более развивать, поддерживать и проявлять свои способности». Почему эти несложные, но фундаментальные выводы так долго остаются вне области прилежного исследования профессиональных макроэкономистов – понять непросто. И насколько "неравным" должен быть этот, подразумеваемый Энгельсом, оптимальный способ распределения капитала – до сих пор остаётся совершенно неясным. Нашумевшая в прошлом веке работа профессора Д. Кларка «Распределение богатства» только обозначила, но не решила проблему оптимального распределения благ в социальной системе, хотя сам автор хорошо понимал его исключительную роль: «Для людей практики, а тем самым и для исследователей, величайшее значение имеет одна экономическая проблема - проблема распределения богатства между различными претендентами… Дело идет о праве общества на существование в его нынешней форме и о вероятности его дальнейшего существования в этой форме. Эти моменты придают проблеме распределения громадное значение». Но сам Кларк направил свой анализ на изучение только «функционального распределения» (пытался ответить на узкий вопрос: каковы "справедливые" доли «труда» и доли «капитала» в национальном доходе?), оставив при этом за пределами своего исследования более общее и более значимое «социальное», общенациональное распределение (материальное неравенство между всеми социальными группами) в обществе. Как бы подтверждая огрехи анализа Кларка, те же поздние марксисты в своё время не придали должного значения фактору равновесного распределения благ в обществе, не знали правильного, системного решения этой задачи – и в результате «невидимая рука» легко разрушила и СССР, и весь «социалистический лагерь». Так же и сегодня ни в российском «плане Путина», ни в программе «украинского прорыва» никаких признаков понимания политиками фундаментальной роли способа распределения в обществе материальных благ – к сожалению, не обозначено. И ни в одном программном документе развития — например, российской «Стратегии–2020» - никакие прогнозы по показателям социального неравенства не просчитываются. Хроники экономического поиска показывают, что с «гуманитарной» точки наблюдения этот «третий фактор» развития общественных систем остаётся по сей день не очень заметным для экономистов, хотя одним из первых его сумел увидеть ещё Аристотель (а было это в 3-м веке до нашей эры!). Но он упрямо видится большинству аналитиков как малозначимое, второстепенное обстоятельство, во многом зависящее от субъективизма государственных деятелей и случайных воздействий. В лучшем случае – как некий вспомогательный индикатор состояния социально-экономической системы. Тогда как с точки зрения «естественных» наук дело обстоит с точностью до "наоборот". Достоверно установлено, что характер распределения потенциалов системы по её элементам – это вполне объективная и главная функция состояния любой материальной системы. И что именно от характера этого распределения единственно и неопосредованно зависит – пребывает в данное время эта система в состоянии внутреннего равновесия или нет. И каков, соответственно, её суммарный энергопреобразующий потенциал (её синергия).
К примеру, наша собственная, не очень давняя, история подкрепляет этот вывод очевидными доказатальствами: вспомните характерные и драматические события начала 20-х годов прошедшего века в России – на старте коммунистического эксперимента. Растерзанная войнами, засухой, жёсткой уравниловкой военного коммунизма страна была на грани голода и полного краха… Но стоило только ортодоксам революции чуть-чуть отступить от главной догмы марксизма – никакой частной собственности! – и ввести НЭП (то есть, структурно разнообразить экономику – разрешить, наряду с государством, существовать свободному рынку и частному предпринимателю), как экономическая ситуация изменилась на глазах. Хотя скудные ресурсы страны остались при этом такими же скудными, но зато распределение имеющегося скромного капитала приблизилось к равновесному и немедленно «…в абсолютных цифрах продукция в 1924/25 г. возросла больше, чем на миллиард. Таким образом, мы пережили темп подъема, неслыханный в истории, не только в истории нашего восстановления, но и в истории восстановления послевоенных хозяйств в других государствах». (Дзержинский Ф.«Избранные произведения»).
Так, ценой временного отказа от собственных ошибочных постулатов, марксизм тогда был спасён. Но далее нетерпеливые коммунистические «леваки» поторопились «свернуть» НЭП и возвратиться к деспотической методологии организации производства – монополизации промышленности, принудительной коллективизации крестьян и истреблению мелкого собственника в экономике. Пропорции структурного системного равновесия снова были ухудшены и «невидимая рука» снова привела страну к карточной системе и Голодомору начала 30-х годов…
И у математика не остаётся сомнений в том, что «стремление» капитала к концентрации – это специфическая, вполне «естественнонаучно» мотивированная системная функция. Но будучи на практике как угодно сложной, она, как и всякая функция, должна иметь как свои «верхний» и «нижний» пределы, так и некий оптимум. И одна из стандартных задач математического анализа – эти пределы и этот оптимум суметь установить. Гальдан Д. , естествоиспытатель: «Унция алгебры убедительнее, чем тонна ораторских аргументов».
* * * Однако отрадно, что сегодня, вопреки «антропосоциальным» предрассудкам, понимание весомости «третьего фактора» системного развития уже начинает занимать заметное место в общественном сознании. В частности, это проявляется и в той новой популярной дискуссионной форме, которая реализуется средствами Интернета. К примеру, зайдя на сайт http://www.tymoshenko.com.ua/ukr/forums/index.php?showtopic=8679&hl= , вы обнаружите там удивительно проникновенные заявления. Неведомый участник интернет-форума, выступающий под ником «Микола», уверенно утверждает: «Розподіл матеріальних благ є важливою сферою людських відносин; настільки важливою, що можна сказати: від принципу розподілу матеріальних благ залежить – на якій стадії розвитку знаходиться суспільство. Для того, щоб суспільство у своєму розвитку досягнуло максимально можливого результату в даний період, потрібно, щоб розподілом матеріальних благ була задоволена максимально можлива кількість населення; навіть не задоволена, а сприймала його як необхідно можливий за даних обставин. На передові рубежі світового розвитку країна вийде тоді, коли розподіл матеріальних благ в країні буде більш прогресивним (?), ніж у інших країнах, а нові технології і нову техніку, від чого залежить продуктивність праці, Розподіл “потягне” за собою». «Микола» не доказывает и не разъясняет своих утверждений, не ставит их в количественные рамки, но его личные догадки вполне созвучны разбросанным в литературе многочисленным высказываниям известных макроэкономистов как недавнего прошлого, так и современных: Маркс , т. 12: «Между производителем и продуктом встаёт распределение, которое при помощи общественных законов (?) определяет его долю в мире продуктов; следовательно, распределение становится между производством и потреблением». Аникин А. , экономист: «Политическая экономия, какой она вышла из рук Смита и Рикардо, была в своём существе наукой о классовых отношениях людей… Центральной её проблемой было распределение продукта (или доходов) – проблема социальная, и притом социально острая». Кейнс Д. , экономист: «Наиболее значительными пороками экономического общества, в котором мы живём, является его неспособность обеспечить полную занятость, а также его произвольное и несправедливое распределение богатства и доходов». Шнитцер М. , Нордуайк Й. , экономисты: «Полная занятость, стабильность цен и экономический рост являются основными целями любой экономической системы. К ним можно добавить четвёртую цель – справедливое (?) распределение дохода». Рюдлофф М. , экономист: «Становится всё более ясным, что распределение богатства и доходов является одной из главных проблем…. Распределение не может быть изолировано от совокупности экономических рычагов, оно находится в связи с режимом собственности, способом производства, общественными и семейными культурами, с организацией власти и слоёв общества». Достовалов Ю. , экономист: «За последние два десятилетия в капиталистическом мире появились многие десятки крупных исследований проблемы распределения доходов. Это объясняется тем, что указанная проблема непосредственно связана с острыми социальными конфликтами, формированием трудовых и нетрудовых доходов, соотношением заработной платы и прибыли, государственной налоговой политикой и т. д.». Ленин, т. 43: «Распределение есть метод, орудие, средство для повышения производства». Голанский М. , экономист: «Единственным инструментом…управления пропорциями производства…является распределение доходов, то есть, распределение прав на изъятия из общего фонда чистой продукции». Samuelson P. , “Economics”: «Теория распределения находится в незавершённой стадии. Вопросы, которые всё ещё обсуждаются экономистами, следующие: какова роль власти по сравнению с рынком в определении доли национального дохода, которая отводится труду, собственности, различным видам труда (квалифицированному и неквалифицированному) и собственникам?… Что определяет долю труда и долю собственности в национальном продукте, а также что оказывает влияние на степень равенства доходов?». Истон Д. , политолог США: «…основное назначение любой политической системы – это распределение ценностей в обществе и побуждение большинства к признанию этого распределения». Эйнштейн А. , физик: «Чтобы творения нашего разума были благословением, а не бичом для человечества, мы не должны упускать из виду великие нерешённые проблемы организации труда и распределения благ. Никогда не забывайте об этом за своими схемами и уравнениями». Но сказать всё это – пока , к сожалению, означает – почти ничего не сказать. А только пробудить у думающего читателя новые, более конкретные вопросы: если способ распределения благ в обществе играет настолько заметную роль в его жизни, определяя собой всю систему общественных отношений, то что же это распределение собой объективно представляет? И каковы его зримые черты? Каков же, следовательно, этот «идеал» состояния социально-экономической системы; другими словами, какова, в сущности, главная цель, к достижению которой должны быть направлены усилия капитанов государственных кораблей? Современная «антропоориентированная» макроэкономика пока совершенно не знает – как подступиться к получению рациональных ответов на эти фундаментальные вопросы. А без объективных, метрологически оформленных ориентиров все попытки действующих политиков «управлять» развитием общества сводятся к известному правилу преферанса: «нет хода – ходи с бубей»… То есть, к «плаванию в тумане», когда конечные цели развития общества им не только не видны, но и вообще неизвестны. Дворцин М. и др. , экономисты: «Если нет знаний, точно ведущих к цели, надо делать то, что делается всегда. Методом проб и ошибок двигаться в наилучшем или кажущемся наилучшим направлении». Это тот из немногих, мало полезный и дорогостоящий для общества совет, который, к сожалению, на макроуровне пока только и могут дать политикам современные теоретики от «общественных» наук, когда необходимость политического реформирования общества уже становится очевидно назревшей, но вектор и конкретное наполнение реформ как всегда остаются неопределёнными и неуловимыми.
* * *
Давайте посмотрим подробнее – что же мы обретаем в ситуации, когда ранее нами совсем «невидимая рука», скрыто и властно влияющая на развитие общества, теперь получает вполне определённые очертания? Во-первых, проявляются новые, казавшиеся ранее второстепенными, трудности. Более наглядным становится то, что, пока украинская политическая «элита» будет заниматься распределением власти и денег между собой, даже не помышляя о «правильном» и «справедливом» распределении имеющегося национального достояния между всеми гражданами страны, Франция будет оставаться для нас недостижимым идеалом, а в Европейском Сообществе нам просто нечего делать. Да и вряд ли нас туда примут, пока мы сами не удосужимся привести наши общественные отношения в приличное состояние. Забегая вперёд, можно утверждать, что включение в ЕС новых участников с настолько неравновесным характером распределения материальных благ, как в Украине, может серьёзно нарушить довольно шаткое макроэкономическое равновесие внутри самого Сообщества. А как хорошо известно, «своя рубашка ближе к телу»… Хуже того, и политики, и экономисты согласны в мнении, что любое перераспределение материальных благ в демократическом обществе – акция очень ответственная, а для ангажированных политиков (в ожидании очередных выборов) – вообще нежелательная. Попов Д. , Мильштейн И. , «Оранжевая принцесса»: «Никто не спорил с тем, что постсоветская приватизация и в Украине, и в России, да и на всём пространстве бывшего СССР пошла криминальным путём. Что многие предприятия были просто украдены у государства в результате сговора чиновников, «красных директоров», новых олигархов и бандитов…». Но что же делать, если даже сама мысль о возможном цивилизованном, мотивированном пересмотре итогов приватизационных процессов сегодня на украинских политиков наводит вполне объяснимый ужас? Пытаясь перераспределить совокупные блага «вслепую», на основании личных симпатий и «здравого смысла» и не имея при этом объективных «точек опоры», общественным лидерам очень легко скатиться к субъективным или корпоративным предпочтениям, к волюнтаристским или коррупционным действиям, и это, скорее всего, ничего хорошего для общества не обещает. Велико искушение использовать при этом неэкономические, «силовые» методы, и тогда такое вмешательство невольно привнесёт со стороны государства какие-то ограничения свободы личного выбора для тех или других социальных групп, что при поверхностном подходе может выглядеть как покушение на демократические институты общества, как рецидив большевизма. «Economic Growth in the Future», EEI: «Любое вмешательство в сложную систему, имеющее случайный характер, либо преследующее цели, чуждые данной системе, с высокой вероятностью будет разрушительным и вредным – так же, как случайные мутации обычно вредны для организма». Сомнительные итоги стихийных, не продуманных и не просчитанных нелегитимных перераспределений прав собственности на территории бывшего СССР и в 1917 году, и в конце 90-х годов достаточно наглядно подтверждают этот тезис… Тинберген Я. , экономист: Государственная политика распределения – это «вмешательство в процесс формирования дохода с целью изменить распределение доходов, сложившееся при свободном рынке…». В основе такой политики должен лежать тщательный анализ, «иначе может быть нарушено рыночное равновесие, возможно, в ущерб тем, кому власти хотели помочь». И тем не менее, мы постепенно убеждаемся, что государство просто должно иметь политическую волю, чтобы, после «тщательного анализа», во имя дальнейшего благоденствия всей нации, эти локальные, преходящие, обоснованные, экономические преобразования по мере осуществления экономического роста – всё-таки, проводить! А хорошие новости состоят в том, что в решении нашей исходной задачи – сблизить макроэкономические характеристики Франции и Украины – мы делаем важный первый шаг: мы обретаем основания для хотя бы правильной постановки этой задачи. Поскольку начинаем понимать – за счёт чего, не влезая в долговую кабалу, этой цели со временем возможно достичь. Курицин А. , социолог: «Гораздо важнее (и, отметим, труднее) правильно поставить проблему и выбрать цели, чем найти альтернативные пути их достижения и выбрать один из них. Получение исчерпывающего ответа на неправильный вопрос будет, по всей вероятности, намного менее полезным (а чаще – просто вредным), чем не до конца точный ответ на правильный вопрос». Уже становится ясно, что вместо прежде количественно вообще не определимого (и оттого довольно туманного) базисного социального качества – «общественные отношения» – в рассуждениях политиков и социологов теперь может использоваться его полноценный эквивалент – характер распределения материальных благ в обществе. И это будет не просто игра словами. Принципиальная разница состоит в том, что функция распределения – понятие, вполне описываемое количественно, а значит, оно поддаётся исследованию при помощи самых качественных, точных, бесстрастных, надклассовых и неполитизированных аналитических инструментов – математических. Вот только после такого исследования реальное распределение благ в конкретной стране и может быть подвергнуто разумному и эффективному управляющему воздействию. Смородинский Я. , физик: «Теория остается бесплодной, пока гипотезы остаются словами, и их смысл не переводится на язык цифр и формул». Кельвин (У. Томсон), физик: «Если вы можете измерить то, о чём говорите, и выразить это в числах, то вы что-то знаете об этом предмете; если же вы не в состоянии ни измерить, ни выразить это в числах, то ваши знания предмета скудны и неудовлетворительны». Так мы ещё раз приходим к важному предварительному выводу: суммарные количества и характер распределения материальных ценностей (доходов и капитала) в обществе и представляют собой наиболее общие объективные макрохарактеристики состояния этого общества на текущий момент времени. А поскольку характер распределения благ замечателен тем, что является параметром, во-первых, измеримым и, во-вторых, доступным для управляющих воздействий, то он, соответственно, оказывается и важнейшим, интегральным «рычагом» управления прочими, "конечными" показателями развития этого общества.
* * *
И в самом деле, пока мы, говоря о распределении благ, не в состоянии сказать ничего более определённого, чем назвать его (по нашему субъективному усмотрению) «справедливым» или «несправедливым»; «эффективным» или «неэффективным» – дерзко вмешиваться в спонтанно сложившееся в обществе распределение благ не стоит! Тогда следующим шагом в решении нашей исходной задачи должны стать попытки найти чёткие критерии этой «справедливости» и, преодолевая консерватизм «гуманитариев», суметь количественно охарактеризовывать распределение материальных благ в произвольной социально-экономической системе. А это означает – суметь измерятьвеличину общественного неравенства; то есть, научиться выражать в цифрах степень асимметрии этого распределения. Известны несколько способов количественного отражения характера распределения, оценки степени его неравенства: при помощи математических функций, табличный, графический, «кривых Лоренца», «индексов Джини» и других аналитических инструментов. Самым наглядным из них является, конечно, графический способ. Но к сожалению, легко "читать" графики умеют далеко не все. А их расшифровка и комментирование слишком «утяжелит» текст. Поэтому пока остановимся на самом простом, самом грубом и для всех понятном способе – табличном. Для его применения общепринят следующий формализованный приём: всё население исследуемой страны виртуально сортируется на пять (а ещё лучше – десять или больше) равных групп – квинтилей; соответственно, по 20% населения в каждой. В первой из этих групп условно собираем всех самых обделённых благами людей (самых бедных), в следующей – размещаем тех, кто побогаче (уже не бедных), и так далее; естественно, в пятую группу попадут тоже 20%, но самых богатых и удачливых сограждан. Теперь подсчитываем общее количество материальных благ, реально «доставшееся» каждой из наших групп (их «групповое» суммарное достояние), и наконец, определяем – какой процент от совокупного богатства нации это «групповое» достояние составляет. Это – не совсем простая для государственной статистики работа, но, опережая практический спрос, развитые страны мониторинг собственной неравновесности давно, добросовестно и регулярно делают, на интуитивном уровне предчувствуя, что эти усилия не напрасны и что эта «игра стоит свеч». В итоге принятой методики всякий раз получается приблизительно такая таблица (например, вот таким оказалось распределение доходов (в процентах) среди населения США в 1950 году) :
Таблица № 2.
Зелёным цветом в таблице выделены те социальные группы, которые по бытующим и нечётким качественным признакам могут быть отнесены к «среднему классу» исследуемого общества. И мы видим, что в данном конкретном случае доля национального дохода, доставшаяся этой социальной совокупности (60% населения), составляет 53%. Зато доля группы «богатых» почти десятикратно превосходит долю беднейших 20% населения. Не правда ли, сразу хочется узнать: так это «хорошее» распределение или «плохое»? А как с этим обстоят дела в других странах?
(См. далее по меню сайта Продолжение гл.3)
