Суббота, 30.11.2024, 23:25
Приветствую Вас Гость | RSS
Главная | продолжение главы 4 | Регистрация | Вход
Меню сайта
Наш опрос
Оцените работу "Третий фактор прогресса"
Всего ответов: 51
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
    U-N1K - Официальный сайт исполнителя
Статистика
Третий фактор прогресса
Теперь обнаруженные при помощи "естественных" наук общесистемные равновесные распределительные соотношения открывают для макроэкономистов и политиков принципиально новое видение объективного смысла и истолкования динамики процессов общественного развития; позволяют, наконец, сформулировать ранее ускользавшие от понимания подлинные конечные цели этих процессов. Становится ясно, что только достигнув такого, равновесного состояния, и удерживая его, общество получает шанс стать действительно «бесклассовым» (точнее – одноклассовым!); минимизирующим свои потери и трансакционные издержки и максимально способным достичь устойчивости и общественного «процветания».
То есть, только равновесное общество обретает возможность произвести наибольшее (из возможных - при имеющихся производительных силах) количество хлеба, молока и мяса, построить максимум жилья и дорог, лучше всего обучать студентов и лечить больных… И при этом иметь минимум граждан, недовольных своим общественным положением (а следовательно, расходовать минимум своего потенциала на содержание иждивенческих - силовых и охранных - структур).
В противоположность этому (при равном национальном богатстве) общество, где свыше трёх четвертей населения в большей или меньшей степени ощущают себя обделёнными, бесправными, лишёнными экономической свободы выбора, является крайне неустойчивым обществом. А в спектре межличностных отношений в таком неравновесном обществе начинают доминировать меркантильность, делячество, эгоизм и цинизм. Такая ситуация чревата не просто социальной напряженностью, но и экономической неэффективностью и не может существовать длительное время.
При равновесно- нормированном общественном неравенстве, наоборот, естественно ожидать и наибольшей позитивной наполненности понятия «содержание труда», и наибольшей заинтересованности большинства субъектов общественной жизни в результатах не только личных, но и совокупных трудовых усилий. А национальное государство, достигшее такого состояния, обретает внутренние основания, чтобы его граждане, глядя на остальной, пока неравновесный мир, стали гордиться именно своей страной.
Курицин А. , экономист: «Реализовать потенциальные возможности, предоставляемые НТП (в частности, достичь высокой производительности труда), можно лишь при выполнении двух необходимых условий. Во-первых, персонал должен обладать определёнными способностями (уровень подготовки, образование, квалификация) и, во-вторых, иметь желание эффективно трудиться, то есть, на производстве должны быть созданы такие условия, которые стимулировали бы достижение высокой производительности труда».
И мы уже понимаем, что этими условиями не могут быть ни "левая" коммунистическая «уравниловка», и ни безликая «эгалитарность» социалистов, но и ни "правый" беспредел монопольного капитала, а только теперь количественно определённое компромиссное состояние взвешенного, умеренного, "равновесного" неравенства – «социального партнёрства» в общественной системе.
Гельман А. , драматург: «Почти вовсе не считается никаким фактом то обстоятельство, что ум, способности, физические силы, совесть и прочее в этом роде остаются и останутся во веки веков неотъемлемой индивидуальной, частной собственностью человека, с которой человек и вступает в производство, и расходование которой сам регулирует. Вы свободны ставить меня в определённые условия, но и у меня есть своя свобода, свой диапазон возможностей, нижний и верхний его пределы, и это уж я сам буду решать, на каком из этих пределов работать…».
А причинно необусловленное теорией рыночное равновесие спроса и предложения в социально-экономической системе, практически недостижимое (несмотря на заверения г-на Ж. Сэя) самопроизвольно, теперь видится естественным следствием опережающего, сознательного приведения системы посредством вмешательства государства в состояние главного для неё, внутреннего, «распределительного» равновесия.
Голанский М. , экономист: «Режим равновесия является оптимальным для динамики основных, определяющих свойств системы. В этом режиме представлены только необходимые условия развития саморазвивающейся системы. Поэтому этот режим наименьшим образом связывает развитие саморазвивающейся системы и служит для неё режимом наибольшего благоприятствования».
И потому достижение равновесия по распределению национального достояния является и подлинной, базисной целью государственной политики и мощным средством оптимизации прочих экономических процессов нижележащих системных уровней.
* * *

Наши итоговые выводы о действительно весомой роли системных распределительных соотношений в общественной жизни хорошо подтверждает, например, фундаментальное исследование Эльянова А. («Развивающиеся страны: проблемы экономического роста и рынок» , М. 1976), проведённое по материалам 40 развивающихся и 12 развитых стран мира за 1973 год. Усреднённые статистические данные по распределению национального дохода среди населения этих стран автор рассматривает, правда, всего в двух градациях: для 5%- ной группы самых богатых и 60%-ной группы самых бедных. Но если адаптировать эти данные применительно к нашей табличной методике оценки общественного неравенства и затем сравнить с теоретическим равновесным эталоном, то получится следующее сопоставление:
Таблица № 9.



Таблица 9 демонстрирует зависимость совершенно очевидную: мы видим, что распределение национального дохода в исследованных процветающих странах хотя ещё и не вполне равновесно («бедные» всё-таки заметно обделены, а «богатые» избыточно богаты), но состояния этих развитых стран гораздо ближе к оптимальному эталону, чем состояния отсталых, «развивающихся» стран. И в связи с этим различием первые из них со временем всё быстрее становятся в целом ещё более «богатыми» и успешными, а вторые – надолго остаются «отсталыми».
И разве не впечатляют нас бесспорные макроэкономические успехи современного посткоммунистического Китая, которые начали проявляться только с того момента, как был достигнут «Пекинский консенсус», а китайский партийный теоретик "новой волны" Дэн Сяопин призвал отказаться от главной марксистской распределительной догмы и заявил, имея в виду преимущества разнообразия форм собственности в экономике: "Не важно, какого цвета кошка: главное, чтобы она хорошо ловила мышей…". По мнению современных аналитиков, наиболее сильным и инновационно результативным Китай сделало успешное развитие в последние годы основного генератора инноваций - национального среднего класса. Статистики зафиксировали в КНР самую большую в мире пропорцию «среднего сегмента» - граждан с уровнем дохода от 10 до 100 тыс. долларов: в 21-м веке они стали составлять 60% (!) всего огромного населения Поднебесной.
Поэтому экономист П. Самуэльсон совершенно обоснованно считает, что для той или иной страны лучше обладать меньшим национальным доходом, но справедливее (читай - равновеснее) его распределять среди населения, чем ориентировать общество на форсированное его увеличение без связи с проблемой распределения. Для сегодняшней (и вчерашней!) Украины эта рекомендация маститого экономиста особенно уместна и значима.
А мы теперь окончательно убеждаемся в том, что общесистемные закономерности, открытые, скажем, физиками Карно, Больцманом и Эшби, являются столь же «авторитетными» и обязательными для понимания поведения социально-экономических систем, как и системные тенденции, подмеченные гуманитариями Дарвином, Марксом и Мизесом. Просто политикам нужно знать и учитывать в своей реформационной и управленческой деятельности как те, так и другие.
* * *

Есть и ещё важные выводы, которые получаются попутно, в результате нашего приложения «естественнонаучного» подхода к проблемам общественного развития. Большинство людей согласны, что роль понятия «демократия» в жизни общественных систем чрезвычайно велика; что статус «развитой» страна может получить, только обретя то или иное «демократическое» лицо. Но что именно следует понимать под термином "демократия" - до сих пор далеко не до конца ясно.
Например, Франция - общепризнанно демократическая страна, давно отказавшаяся от такого атрибута диктатуры как гильотина. Но вдумаемся в слова нобелевского лауреата французского экономиста М. Аллэ: "В стране, в которой я живу, я вижу, что частная собственность дает богатым большую степень свободы. Тот, у кого нет денег, кто нуждается в работе, не является свободным. Или же у него есть работа, но он может ее потерять, что сокращает его свободу выражения мнений. В конечном счете в наших западных, так называемых "либеральных обществах", очень мало свободных людей".
И тут мы озадачиваемся вопросом: так чего же недостаёт сегодня «демократическим» французам – «свободы» или «равенства»?
Бердяев Н. , философ: «Свобода – это право на неравенство».
Фукуяма Ф. , «Конец истории и последний человек»: «Это утверждение не означает, что стабильные демократии, такие как США, Франция или Швейцария, лишены несправедливостей или серьезных социальных проблем. Но эти проблемы связаны с неполной реализацией принципов-близнецов: свободы и равенства, а не с дефектами самих принципов».
То есть, именно из-за количественной неопределённости этих фундаментальных и противоречивых общественных принципов («свободы» и «равенства»), нечёткости момента их баланса, термин «демократия» и поныне остаётся одним из самых размытых и трудноопределимых в политическом лексиконе. При этом демократичность страны может одновременно субъективно расцениваться как «подлинная», так и как «показная», бутафорская. А социал-демократы разных стран на поверку оказываются очень непохожими друг на друга.
На интуитивном уровне мы понимаем, что пресловутую «настоящую» демократию следует искать только где-то "между" организационными крайностями общественной жизни; то есть, где-то на "полдороги" между бесструктурным хаосом анархии (ничем не ограниченных "свобод" и игры вообще без правил) и жёстким абсолютизмом и единовластием деспотии азиатского типа. Но пока точные координаты такого «промежуточного» состояния не переведены в цифровой, количественный формат – мы можем легко ошибиться при выборе оптимальной формы общественного устройства. И как свидетельствует история - чаще всего так и случается. А гуманитарные теоретики разных Интернационалов уже более ста лет не могут договориться – чей же, в конце концов, социальный проект наиболее рационален: троцкистский, сталинистский или паблоистский?
В многочисленных спорах о сути демократии предполагается, что она должна включать минимум три основных слагаемых: «выборность и подотчётность власти», «свободы личности в рамках законов» и обеспечение в обществе «социальной справедливости». Распространённый вариант иллюзорного разрешения всей этой неопределённости – это упрощённое сведение многоликой «демократии» только к её электоральной, "избирательной" оболочке (к соблюдению процедуры "свободных" выборов «народом» субъектов той или иной формы власти над собой). Но очевидно, что эта формальная уловка политиков далеко не обеспечивает гармонизации всего многообразия форм общественных отношений, подразумеваемых нами, когда речь идёт о демократическом обществе. И поэтому вполне правомерен альтернативный подход, когда, разбираясь с феноменом демократии, включают в анализ не столько процесс прихода к ней, не столько процедурные атрибуты этого процесса, сколько "сухой остаток" - получаемый для всего общества конечный результат.
Шендерович В. , политолог, из интервью: «… Что же такое демократия? Это… форма общественного устройства, исходящая в первую очередь из интересов человека, его прав и свобод, и придумана гуманистами, которые точку опоры нашли в личности. Оценивая страну, приверженцы демократии смотрят прежде всего на качество жизни людей…». «… Ведь демократия напрямую связана с качеством дорог, с запахом в туалетах, с отличием английского полицейского от отечественного мента, которого, согласно опросам социологов, россияне боятся больше преступника».
То есть, к сожалению, «демократия» относится к такому многослойному классу общественных явлений, которые кажутся вполне понятными только до тех пор, пока мы не предпринимаем попытки их определить. А тогда мы обнаруживаем, что точное определение как будто ускользает. И потому термин «демократия» часто становится предметом всевозможных политических спекуляций.
Сегодня считается в порядке вещей, когда, например, президент США прямо или косвенно, но твёрдо даёт понять мировому сообществу, что именно он – апостол демократии. На что президент России столь же бездоказательно возражает: нет, наоборот, это как раз он – «настоящий» демократ… Однако, количественных критериев, способных помочь объективно рассудить претендентов на демократическое лидерство, «обществоведы» предложить пока не удосужились. И особенно субъективно и неопределённо среди эмбрионов таких критериев смотрится уже упомянутая «социальная справедливость» распределения в обществе материальных благ.
Привычная социалистическая мантра: «от каждого - по способности, каждому – по его труду» - только сбивает с толку. Ведь кто-то оперирует исключительно своими личными «способностями», а кому-то достаётся право масштабно использовать в своём "труде" ресурсы всего общества (землю и её недра, энергоносители, инфраструктуру, физический и «человеческий» капиталы нации и т. п.). Так разве «несправедливо», чтобы этот «второй кто-то» возвращал обществу в форме налога значительно больше, чем «первый»?
Уже давно замечено, что существует весьма сильная корреляция (взаимозависимость) между пропорциями частной собственности в экономике и масштабами гражданских свобод в обществе. И что именно массовое участие населения в предпринимательстве способно создать экономический фундамент подлинной демократии, нейтрализуя влияние поляризованных политэкономических группировок на формирование тех или иных однобоких векторов развития общества.
То есть, мы уже давно предчувствовали, что характер распределения материальных благ в обществе и есть тот базисный объективный фактор, который задаёт собой «скелет» всех прочих общественных отношений. А после того, как в 1972 году К. Эрроу математически доказал, что рациональный общественный выбор без элементов диктатуры просто невозможен, нам остаётся только один шаг, чтобы догадаться, что степень, острота общественного неравенства как раз количественно и определяют собой эту важнейшую и труднонаходимую грань общественного состояния – меру демократизма любой социальной системы.
Амосов Н. , академик: «Демократия – понятие количественное. Она приносит благо только в оптимальных дозах».
И если мы ранее уже убедились, что оптимальной, «естественно» наилучшей является та форма общественного устройства, такая система общественных институтов, которая способна привести общество в состояние внутреннего равновесия и тем самым (вспомним ещё раз Энгельса!) дать возможность «всем членам общества, как можно более развивать, поддерживать и проявлять свои способности» и инициативу, то мы снова возвратимся к уже найденному нами оптимальному способу распределения материальных благ в социально-экономической системе.
Тэтчер М. , экспремьер UK: «Настоящей свободы не может быть до тех пор, пока не появляется свобода экономическая».
Известный постулат Б. Мура: «нет буржуазии – нет демократии», который был резонансным для своего времени (начала 20-го века), в современных реалиях утратил чёткость и сегодня должен звучать так: "нет среднего класса - нет демократии". Ведь очевидно, что только в найденном нами равновесном состоянии социальной системы, когда "средний класс" безусловно доминирует, в обществе может быть обеспечен «нормальный» социальний, экономический и политический плюрализм, ощущение социального партнёрства и солидарности, а достаточно «сильное» государство окажется в это же время непротиворечиво сочетаемым с достаточно «свободным» обществом.
То есть, ранее только подразумевавшаяся тесная связь между уровнем демократии в стране и остротой экономического неравенства в ней теперь становится особенно очевидной. И мы можем уверенно утверждать, что подлинно демократической достойна называться страна, обладающая только такими общественными институтами и таким комплектом юридических нормативов, которые способны обеспечить распределение национального достояния среди своих граждан умеренно-неравным, равновесным, показанным в предыдущих главах образом. Поскольку именно в таком состоянии страна сможет позволить большинству своих сограждан максимально возможным (для достигнутого уровня развития) образом «поднять головы» и «расправить плечи».
И только в этом случае будет достигаться главная (как в своё время заметил Рузвельт) цель демократии – защитить гражданина страны от бедности и страха.
Ведь не секрет, что понимание самой возможности жить лучше, неудовлетворенность собой, зависть к более удачливым согражданам овладевают человеком лишь в практическом сопоставлении самого себя с наблюдаемым вокруг.
Веллер М. , «Всё о жизни»: «Человек рассудком оценивает, насколько полно, богато, мощно он живёт. А оценить он себя может только относительно окружающих, других людей. И это сравнение доставляет ему сильнейшие ощущения, ему отрадно быть значительным среди себе подобных, и несносно, горестно – быть сирым и незначительным».
Маркс, т. 6: «Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно также малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины». Более того, «как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или же еще в большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах еще более неуютно, все более неудовлетворенно, все более приниженно».
Поэтому ощущать себя "бедным" сегодня – это вовсе не значит жить в коммуналке, есть неизысканную пищу, немодно одеваться и ездить на работу в переполненном троллейбусе. Это означает гораздо большее – ощущать постоянный стресс унижения от чувства безысходности, от осознания собственной нереализованности, малозначимости, зависимости, ничтожности. Чувствовать тоску по человеческому достоинству - особенно по сравнению с теми из сограждан, кто в избытке располагает значительно большими благами (не только не имея на то видимых оснований, но чаще – наоборот!). Это ещё и изо дня в день испытывать на себе соответствующее давление мнения по этому поводу своих близких; это и видеть на экране телевизора – как это хорошо и как трудно достижимо – не быть бедным и зависимым… (далёк ли отсюда путь до бутылки «палёной» водки или до шприца с героином?).
А чувствовать страх – это ощущать, что тебя или твоих близких некому защитить от насилия преступника, алчности чиновника или произвола мента. И не иметь никакой уверенности в том, что завтра государство не позволит ситуации стать ещё хуже.
Глазьев С. , «Благосостояние и справедливость»: «Парадоксально, но после проведения так называемых демократических преобразований народ в России оказался более отчуждён от власти, чем прежде».
Эти слова сказаны о России, но в полной мере относятся и к ситуации в сегодняшней Украине.
Замечено также со всей определённостью, что те общественные проявления, которые принято считать «социальными болезнями» (притом – разными!) – преступность, взяточничество, коррупцию, хищения, злоупотребления властью, индустрию браконьерства – на самом деле являются вовсе не обособленными болезнями, а только различными симптомами, следствиями одной и той же действительной системной болезни: защитной реакции общества на чрезмерно неравное распределение благ в нём. И представляют собой эти «псевдоболезни» не что иное, как на генетическом уровне встроенные Природой в социальные системы «автоматические регуляторы» равновесия, механизмы внеэкономического перераспределения благ, которые запускаются и активизируются сами собой, когда состояние системы чрезмерно отклоняется от равновесных пропорций. То есть, когда в обществе нарастают избыточное неравенство и внутренняя напряжённость, а государство утрачивает свои регуляторные возможности.
Именно такую, слишком неравновесную, страну описывал Бернард Шоу, когда отмечал: страна, которая «тратит деньги на шампанское, когда она еще не обеспечила молоком своих детей, - это плохо управляемая, неразумная, суетная, глупая, невежественная страна… Единственный способ, каким такая страна может сделать себя богатой и процветающей, состоит в том, чтобы хорошо вести свое домашнее хозяйство, то есть обеспечивать свои потребности в порядке их важности и не допускать траты денег на прихоти и предметы роскоши, пока люди не будут обеспечены надлежащим образом предметами первой необходимости».
Но в том-то и дело, что человеческая природа, увы, такая, какая уж есть. Какой-то назойливый демон, прочно усевшийся внутри каждого из нас, нашёптывает: "Обогащайся, не оглядываясь ни на что!". И мало кто решается с ним спорить...
Попов Г. , экономист, «Будет ли у России второе тысячелетие» : «… Неправедно нажитые деньги у одних стимулируют желание других отобрать эти деньги неправедными же путями : при помощи рекета и коррупции, и всё это на фоне презентаций сврхдорогих платьев и конкурсов полуголых девиц. На фоне реклам консервов для кошек или рая на Багамских берегах…».
Ведь вовсе не секрет, что избыточное социальное неравенство одним из первых своих следствий приводит к нарастанию в обществе «демонстрационного», "престижного" потребления предметов этой роскоши невесть откуда взявшимися «новыми богатыми» и тщеславно желающими публично «заявить» всем о своей неординарности. Они «могут себе позволить» владеть атрибутами "красивой жизни" и не в силах удержаться, чтобы не «пускать пыль в глаза» менее удачливому большинству сограждан. А это, в свою очередь, неизбежно вызывает «цепную реакцию», «раскручивая маховик» совокупного потребления и провоцируя завистливые желания многих подражателей получить пусть и незаработанные, но аналогичные блага – для чего им приходится либо переступать через нормы закона и морали, либо «садиться на иглу» необеспеченных кредитов. И тем самым создавать для своих стран предпосылки завтрашнего экономического спада…
Именно поэтому «кампанейская» форма борьбы с отдельно взятыми симптомами социального недуга (например, с пресловутой коррупцией, а не с настоящей болезнью - избыточным общественным неравенством) извечно неэффективна и удручающе безрезультатна. Коррупция и далее останется неуязвимой, если "не трогать" провоцирующее её кричащее неравенство, как невозможно вывести тараканов в доме, в котором грязно. Бесспорно, более рационально выявить и устранить причину возникновения проблемы, чем бороться потом с её метастазами. А когда государство по каким-то причинам не занимается снижением общественного неравенства легитимными средствами, эту «работу» начинает выполнять само общество нелегитимными способами – через криминал и коррупцию.
Марк Твен, писатель: «Ничто так не подстрекает к преступлениям против собственности как очень большая бедность или очень большое богатство».
Ведь не случайно на борьбу с преступными проявлениями развитые, близкие к равновесию страны тратят только 2-3% своего ВНП, тогда как неравновесные «развивающиеся» – 9-14%. И в почти «равновесных» Швейцарии, Норвегии и Швеции (по оценкам прессы) чиновники вообще не берут взяток, а уровень преступности и коррупции власти в них - самый низкий в мире.
Росситер К. , социолог: «Стремление человека к справедливости делает демократию возможной, а склонность человека к несправедливости делает демократию необходимой».
* * *
Обобщая кризисные потрясения, которые происходили с экономикой Штатов в 30-е годы, Японии в 90-е или с экономиками других стран в разные годы, мы находим рациональное решение и ещё одного «бородатого» экономического ребуса, о который сломано уже множество теоретических копий. Среди авторов попыток разобраться в причинах цикличности экономики, в её фатальных и неожиданных переходах от подъёмов к рецессиям и кризисам и обратно, встречаются вполне уважаемые в политэкономии имена от Руссо, Рикардо и Маркса до Кондратьева, Шумпетера, Мизеса и Кейнса… Но ни одна из предложенных ими версий до сих пор не продвинула понимание сути проблемы нестабильности экономики дальше неопределённой констатации: деловые циклы и будущие кризисы зарождаются где-то в глубинах (?) свободной рыночной экономики. Но ведь такого понимания откровенно недостаточно, чтобы выявить решающий момент – где же именно? И что нужно сделать, чтобы предотвратить назревающий кризис?
Зато теперь, в свете обновлённых представлений о тенденциях развития и роли социального неравенства в жизни экономических систем, таинственный внутрисистемный механизм, заставляющий кривую экономического роста любой страны (и мировой экономики в целом!) принимать волнообразную (или ступенчатую) форму, проявляет себя как вполне логичная и "естественная" закономерность.
Предположим, к примеру, что мы начинаем наш анализ развития произвольно взятой социально-экономической системы из некой благоприятной исторической точки, в которой её состояние оказалось близким к внутреннему равновесию. Мы уже знаем, что при этом её экономика эффективна; ставка банковского процента умеренна; предприниматели инвестируют и внедряют инновации; страна активно производит, потребляет и накапливает весомую для неё суммарную массу материальных благ. Но мы также знаем, что распределение этой массы "новых" благ среди экономических субъектов «само собой» (особенно, в свободно-рыночной либеральной экономике) происходит слишком неравномерно. Такова, увы, природа человека...
Вспомним уместное замечание папы римского Пия XI (вовсе не экономиста), сделанное ещё в 1931 году: «Согласно какому-то безжалостному закону принято считать, что все накопления должны приходиться на долю состоятельного человека, – в то время как рабочий должен постоянно пребывать в нужде или в состоянии, когда его потребности сведены к минимуму, необходимому для поддержания его физического состояния».
В переводе на количественный язык статистики это эмоциональное утверждение означает, что в силу действия «закона» концентрации капитала, его стремления к «быстрым деньгам» (и при неадекватных регуляторных воздействиях государства) в «тучные» годы экономических подъёмов большая часть новых прибылей общества оседает на счетах наиболее крупных и богатых компаний, делая их ещё богаче и уводя кривую распределения национального достояния страны вправо – всё дальше и дальше от состояния недавнего равновесия.
А когда социальное неравенство нарастает чрезмерно – неотвратимо приходит время «расплатиться с оркестром»: срабатывает встроенный механизм системной саморегуляции; транзакционные издержки в обществе начинают расти, эффективность экономики снижается и начинается спад и кризис. При этом (в развитых, демократических странах) наибольшие убытки в абсолютном выражении несут те же самые крупные компании и банки, которые системно избыточно обогатились вчера. Давно замечено, что в период кризисов, как правило, страдают фирмы, торгующие дорогими и экспортными товарами (недвижимость, автомобили, предметы роскоши…), в то время как спрос на внутреннем рынке на повседневные дешёвые товары увеличивается. Доходы максимально падают у богатых (и особенно – экспортноориентированных) производителей, в меньшей степени затрагивая мелких и средних и возвращая постепенно распределение к более устойчивому, равновесному состоянию (если, конечно, особенно ретивые «лжеспасатели» от государства, подобно крыловскому медведю, не препятствуют этой саморегуляции, подпитывая крупный бизнес из «общака» госбюджета).
А далее, при возвращении системы ближе к равновесию, её синергия возрастает, экономика снова закономерно оживляется и цикл запускается на новый виток… Такова подлинная, системная природа «коротких» и «средних» циклов экономической нестабильности!
* * *

А объективно судить о том, какая страна является более демократичной – США, Россия, Гватемала или Украина – вы сможете и сами, ознакомившись с последними страницами нашего исследования.
Взгляните для начала на следующие сопоставления:
Из прессы: "Годовая зарплата премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона составляет 142,5 тыс. фунтов стерлингов (227 тыс. долл)... А учитель на западе Англии получает из бюджета 232 тыс. фунтов (363 тыс. долл) в год".
"Соотношение зарплат рядового учителя и президента в сверхбогатых Соединённых Штатах составляет один к пяти, а в полунищей Украине аналогичный показатель равен один к тридцати...".
Остаются ли ещё какие-либо сомнения при оценке подлинного уровня демократии в упомянутых странах?
(См. далее по меню сайта глава 5).
Copyright MyCorp © 2024